Филосотканное

На небеси еси
Не только то, что было,
Но также Пересильд,
А с ней - её мобила.

На безреберье и Ева - запчасть,
Хоть и вынута зачем-то вовне.
Впрочем, рёбра не умеют зачать,
Ну, а Ева это может вполне.

Пусть покажется, что Ева - не та,
Эту мистику поди, догони:
Между рёбер без неё - пустота,
Хоть как будто все на месте они.

Жизнь рассыпает щедрой струёй
Соль по душевным ранам:
Фриц называет меня свиньёй,
Изя зовёт бараном.

Кровь моя ходит во мне опричь
Тонких духовных лезвий:
Изя меня обещает стричь,
Фриц обещает резать.

Нету от Изи и Фрица тайн
В кухонном быте тленном.
Фриц изрыгает:"Руссише швайн!",
Изя ругает "трефным".

Стать бы им смирными, да куды! -
Нас, дураков, не жалко.
Чуть не пылает от их вражды
Старая коммуналка.

Рад незаметно толкнуть на шкаф
Или ударить брюхом
Кент, увлечённый с утра "Майн Кампф"
Или "Шулхан Арухом".

Всё же их планам не суждено
Сбыться с пометкой "изи".
Логика встанет глухой стеной
Против Фрица и Изи.

Зря они злобятся, мне грозя,
В злобе теряют трезвость:
Объединиться никак нельзя,
Чтобы постричь-зарезать.

Так что надеюсь: сыграют блиц
Милые эти лица,
Изю однажды пристукнет Фриц,
Изя прихлопнет Фрица.

На сегодня я занят одним променадом,
Я вчерашнее дно не стесняясь пробил.
Толстощёкий малыш с осуждающим взглядом
Наблюдает, как я потребляю пломбир.

Я ему подмигну, подмигну как родному,
Потому как в прогрессии я - это он,
Недовольному жизнью голодному гному,
Не постигшему жизни главнейший закон:

Тем, кто кушает сладко с довольною харей,
Безразличен пробитого дна парадиз,
И куда через эту дыру утекает
То ли нижнее вверх, то ли верхнее вниз.

Стресс. Порешить бы всех очевидцев!
Устроить бы всем боевые проводы!
Доктор: "Не пробовали молиться?"
Псих на кушетке: "Ломиться? Пробовал!
Ломит все кости, а толку - мало!
Яду бы мне на всех, кто не с нами!"
А под окном санитары нагло
С криком несут боевое знамя,
Напоминающее смирительную рубаху.
То-то нагонят страху!

Нет ни поэмы, ни героя,
Разбит о быт любовный пыл.
Трудней всего любить иное,
Когда ты деньги полюбил.

Осень проходит без лыж, но
Осень проходит неслышно
Пастором Шлагом к швейцарской границе,
Чтобы не повториться...

Наш символ - бурый, поскольку живём буровыми,
Забыв про коровье вымя,
Про сладость лоз и прохладу колодезей,
Про клетку, где сердце колотится.

Наш символ - бурый, поскольку бухаем, бурея
До состояния зябкого Гиперборея,
Который дует во всех проходных дворах,
И сходит с рук - на первых порах.

Наш символ - бурый, далёкий от антрацита
В плане теплоотдачи и в плане цикла
Добычи, дроблёный, как злая месть:
Сжигаем, какой уж есть!

И оттого, что наш символ - бурый,
Праздники утонули в будни
Нескончаемого карантина,
Так блик угашает тина
Вонючего бдительного пруда,
Короткого, как слово:"Куда? "

Иду по улице, жёлтой от слёз деревьев,
По улице влажной, смиренной,
А в душе так бесслёзно и сухо,
Как будто она - в паутине муха,
Запуталась и более не жужжит,
Споткнувшись на слове "жид".
Если затёрты чёткость и читкость,
Интеллигенция употребляет жидкость,
Которая - убери шестьдесят процентов -
Прожжёт любую плаценту,
Не говоря уже о том, сколько розг
От пьянства выносит мозг!
Идёшь, запинаешься о коренья,
Простёртые долу от сотворения,
В бутылке остаток булькает нервно
Неровную песню: " Верь мне! " -
Бесполезное плацебо от греха...
Душа всё так же суха.